В начале 1930-х американцы повсеместно видели чудный пейзаж: на фоне небоскребов и гигантских мостов стояли наскоро сколоченные сараи, в которых ютились голодные и оборванные люди. Транспортом им зачастую служили машины, в которые от бедности запрягали лошадей. Таковы были последствия краха биржи 1929 года и Великой депрессии, изменившей историю XX века. В том кризисе для американских компаний отдушиной стал социалистический СССР, и именно находящийся в отчаянии бизнес заставил две страны подружиться.
На деньги от продажи акций покупаем акции
Период после окончания Первой мировой войны называли «ревущими двадцатыми». Крупнейшая в мировой истории бойня привела к краху четыре мировые империи и стала символическим концом старого мира.
Разумеется, война не была волшебным переключателем между эпохами, но для современников ситуация выглядела так. Раньше миром правили императоры и династии, а теперь — люди из ниоткуда. Раньше война была уделом благородных людей верхом на конях, а теперь превратилась в систему механизированного убийства, где правят измазанные маслом и пропахшие бензином механики. Прежде жизнь была неспешной и тянулась из прошлого, теперь же каждый день появлялись новые открытия и технологии, изменяющие повседневную рутину: радио, холодильники, автомобили, кино, самолеты, электробритвы. Список можно продолжать бесконечно, поскольку именно тогда жизнь начала походить на современную.
Одним из атрибутов нового мира стала Уолл-стрит — маленькая узкая улица в Нью-Йорке, которая превратилась в имя нарицательное для биржи и финансов. Казалось, она поглощала все деньги мира, превращая наличные в бешено растущие акции компаний. По представлениям тех лет, это была неостановимая машина прогресса: новые товары и услуги переворачивают жизнь, а для их производства нужны инвестиции. Рост акций и стремление в них вкладывать, считалось, отражает ожидания людей, какая коммерческая идея станет выгодной.
Это безоблачное счастье продолжалось до конца октября 1929 года. 24 числа, в «черный четверг», рынок акций при открытии торгов обвалился на 11%. Крупнейшие инвесторы решили, что началась очередная иррациональная паника, которая убила веру в компании, и решили ее погасить. Заручившись поддержкой банков, они стали скупать акции по завышенной цене, чтобы вернуть веру инвесторов, и к концу дня обвал почти удалось отыграть. Однако за четвергом последовали «черный понедельник» и вторник, когда за два дня рынок упал на 23%.
В абсолютных цифрах это сократило стоимость акций на $14 млрд, что уничтожило тысячи инвесторов. У краха не было конца, и продлился он почти три года с суммарным обвалом в 89%.
Чуть позже экономисты поймут, что значительная часть роста акций «ревущих двадцатых» была связана исключительно с финансовым пузырем. Компании, привлекая деньги через акции, вкладывали деньги не в станки и персонал, а в те же акции, да и инвесторы зачастую даже не интересовались продуктом, который будет выпускать фирма, и ориентировались только на удорожание ее ценных бумаг. Крах Уолл-стрит стал триггером для Великой депрессии — крупнейшего периода экономического спада во всем западном мире, который оказал определяющее воздействие на историю XX века.
Жизнь в картонной коробке
Среди экономистов существует консенсус, что независимо от точных причин начала кризиса, американское правительство его только усугубило. В 1930 году администрация Гувера добилась введения закона Смута — Хоули, который серьезно повышал импортные тарифы. По задумке, это должно было заставить людей покупать американские товары и помогать отечественному производителю, но на практике закон вызвал зеркальные меры в других странах, так что рынок сбыта американских компаний только сократился.
Где сокращение сбыта, там и массовые увольнения и падения зарплат. К 1933 году безработица в США достигла 25% — то есть каждый четвертый взрослый мужчина жил неизвестно на что.
Особенно тяжело было тем, кто недавно освободился из тюрьмы — преступников и так стараются не брать на работу, а в период кризиса у них не было никаких шансов. Поэтому многие люди становились рецидивистами, войдя в касту преступников, для которых тюрьма была элементом образа жизни.
Сотни тысяч семей превратились в нищих. Им перестало хватать денег на еду и одежду. Люди становились бездомными, но это не значило, что они жили на улице, валялись в грязи и просили милостыню. Вместо этого на окраинах городов они создавали «Гувервилли»: трущобы из сколоченных на скорую руку домов. Для строительства использовали отходы: ящики, обрезки металла и куски картона. Селиться старались рядом с бесплатными столовыми или другими местами, где можно было достать еду. Зрелище было сюрреалистическим: на фоне небоскребов в чистом поле стояли дощатые сараи, из которых, как из собачьей будки, выглядывали одетые в рванье люди.
Именем Гувера политические противники называли все атрибуты нищей эпохи. «Одеяло Гувера» — это укрытие тела на ночь газетами. «Кожа Гувера» — картонка в ботинке с прорвавшейся подошвой. Была даже «повозка Гувера»: автомобиль со снятым двигателем, запряженный тощей лошадью.
Парадоксом «Гувервиллей» была религиозная и национальная терпимость. Казалось бы, нищие должны быть озлоблены друг на друга, но на практике католики жили рука об руку с протестантами, мигранты из Италии — с немцам, а белые — с чернокожими, что во многих штатах было попросту незаконно.
Считается, что выжить в Великую депрессию помогли женщины. Пока муж искал работу, жена пыталась устроить собственный огород, если семья жила в небольшом городе или сельской местности. Они шили для всей семьи одежду — сырьем для этого чаще всего служили мешки зерна или муки. В городах женщины шли на работу, на которую мужчины, по представлениям тех лет, не годились: за небольшую плату шили, готовили, стирали и мыли для других семей, которым повезло больше.
От голода — на поклон к коммунистам
Американский кризис затронул весь мир и имел очень крупные геополитические последствия. Например, в Германии экономическим кризисом воспользовалась нацистская партия. Подопечные Гитлера эксплуатировали отчаяние людей и обвиняли во всем евреев, одновременно с этим предлагая себя в качестве решения проблемы. Более того, нищета заставила западные демократии сократить военные расходы, что тоже играло на руку нацистам.
А вот СССР во время Великой депрессии стоял особняком. Ее начало совпало во времени с первой пятилеткой (1928–1932 гг.), периодом резкой индустриализации и роста производства. Потом выяснилось, что значительная часть того роста была иллюзорной. Повсеместно практиковались приписки (завышение показателей на бумаге), а рост количественных показателей считали без оглядки на качество, так что подчас целая партия новых двигателей могла сразу отправляться в металлолом. Жизнь советского рабочего также была далека от изображенной на пропагандистских плакатах, но на Западе это мало кого интересовало — СССР казался примером успеха в мире провалившегося капитализма.
Левые политики в западных странах предлагали построить свой собственный СССР, но у капиталистов был свой план — решить проблемы за счет советской индустриализации.
После Октябрьской революции страны Антанты стремились поместить Советскую Россию в изоляцию: не признавать политически и душить экономически, запрещая торговлю. США и так были в стороне от этой политики, так что с 1924 года в этой стране действовала компания «Амторг», главной задачей которой было налаживание торговли с СССР. В период кризиса и ухода американских компаний с западных рынков торговля с СССР превратилась в отдушину.
В 1929 году фирма Ford согласилась наладить в СССР выпуск двух своих автомобилей, легковушки Model A и грузовика AA. В советской версии они превратились в ГАЗ-А и ГАЗ-АА («полуторка»), став основой автопарка 1930-х годов. По мере разрастания кризиса росли и масштабы партнерства с идеологическими врагами. Так, Сталинградский танковый завод, ставший во время войны кузницей танков Т-34, был изначально собран в США компанией McClintic-Marshall, разобран, погружен на корабли и привезен на Волгу, где был собран обратно под руководством американских инженеров.
Ключевым звеном индустриализации первых пятилеток стала организация Госпроектстрой, которая, по сути, была прикрытием фирмы Albert Kahn Inc. Альберта Кана называли архитектором промышленного Детройта, а в Советском Союзе он спроектировал Челябинский тракторный завод, Харьковский тракторный завод, КИМ («Москвич»), Магнитогорский металлургический комбинат (над ним трудились и другие западные фирмы) и множество станкостроительных заводов по всей стране — всего 521 предприятие.
Уцепиться за советский рынок в депрессию стремились все американские компании: электротехнический гигант General Electric, производитель тракторов и комбайнов International Harvester, радиотехническая Radio Corporation of America, DuPont — ключевая в истории химической промышленности фирма, изобретатель нейлона, неопрена, синтетического каучука и многих других материалов. Советский Союз скупал все ноу-хау, до которых мог дотянуться. Даже знаменитый «советский пломбир» был копией популярного в те годы в США мороженого, и производили его на закупленном в Америке оборудовании.
Именно экономические соображения заставили президента Франклина Рузвельта признать СССР в 1933 году. Единственными условиями были запрет мешать американским сотрудникам в СССР молиться богу (с этим и так не было больших проблем) и отказ коммунистов от подрывной работы в США (этого никто выполнять не планировал). Теперь полноценному торговому сотрудничеству между странами ничего не мешало.
На самом деле, американские капиталисты ошибались, когда думали, что СССР станет для них источником баснословной прибыли. Советское государство старалось как можно быстрее скопировать западные технологии и покупать не готовую продукцию, а станки. Копии и аналоги были хуже оригинала, зато их производство согласовалось с идеей экономической автаркии, а самое главное — не расходовало дефицитную валюту.
Но сделанного не воротишь: в Вашингтоне навсегда обосновалось советское посольство, а в Москве — американское. А все благодаря краху Уолл-стрит.
Что думаешь? Комментарии
