Демографический облик города навсегда изменился из-за массовой гибели и эвакуации людей
Ленинград был самым пострадавшим городом за время Великой Отечественной войны. Установленная немцами блокада привела к гибели сотен тысяч людей и сократила население на две трети. Все, что не служило целям обороны, в городе сошло на нет. После снятия блокады крепость Ленинград предстояло перестроить обратно в город, опустевший и заброшенный за время осады. Сделать это было непросто из-за дефицита рабочих рук и ресурсов, а демографический облик города изменился навсегда. Как оживал послеблокадный Ленинград — в материале «Газеты.Ru».
От города осталась треть
Блокада Ленинграда продолжалась с сентября 1941-го по январь 1944 года. За это время город прекратил свое существование как мегаполис и старая столица Российской империи. Остался символ сопротивления нацизму, осталась крепость, игравшая роль узла обороны на севере и сковавшая значительные силы немцев. Осталась военная промышленность — блокада с восточной стороны не была непроницаемой, и заводы Ленинграда всю войну снабжали Красную армию артиллерийскими орудиями, приборами, танками и взрывчаткой. Но город как место жизни людей практически исчез.
По официальным послевоенным советским оценкам, за время осады погибли 632 тысячи человек, из них почти все — от голода и болезней. Это число считается заниженным, поскольку в него не входят неопознанные жертвы, умершие во время эвакуации и многие другие группы жителей, — так что общее число жертв может приближаться к миллиону.
Еще 1,3 млн ленинградцев оказались в эвакуации, что с учетом довоенной численности населения в 3,2 млн человек означало, что город практически обезлюдел. Оставшиеся примерно 600-800 тысяч человек почти все были задействованы в поддержании обороны. Все, что с этим не связано, в городе приходило в запустение, если не было разрушено немецкими бомбардировками.
Снятие блокады 27 января 1944 года и даже окончание войны не было сигналом, по которому все эвакуированные жители разом вернулись домой. «Возвращение людей из эвакуации должно было быть организовано исходя из приоритетов, принятых Госкомитетом обороны, только через Смольный, только по согласованию с наркоматами. Поэтому возвращение далеко не всех ленинградцев состоялось. Оно было растянуто по времени, и в первую очередь завозили рабочую силу — «молодые руки», те, которые будут восстанавливать город», — объяснял историк и исследователь блокады Никита Ломагин.
По сути, в организованном порядке возвращали только работников эвакуированных предприятий. Все остальные, если пытались вернуться в город своим ходом, должны были указать причину переезда, довоенный адрес, подтвердить наличие жилплощади и работы, в противном случае разрешение не подписывали.
Важно понимать, что даже если довоенная квартира пережила бомбежки, это ничего не гарантировало. В СССР не было частной собственности на жилые помещения, и удастся ли вновь жить по старому месту прописки — было большим вопросом.
У этих ограничений, помимо обычной советской бюрократической волокиты, были серьезные причины.
Белый хлеб и часы
«Не лилась кровь, не взрывались снаряды и бомбы, но все окружающее напоминало о кошмаре блокады — дровяные сараи во дворах, где штабелями складывали покойников, фотографии недавно умерших родственников и соседей», — так описывал город после снятия блокады историк Александр Ваксер.
Все следы массовой гибели людей убрали относительно быстро, чтобы город не был кладбищем. Немало тел лежало в заброшенных или труднодоступных местах, но все они были найдены и похоронены, после чего на первый план вышла забота о живых. Уже в мае 1944 года в магазинах стал появляться белый пшеничный хлеб, для ленинградцев — символ давно забытой довоенной жизни.
Выдавали его по карточкам и по чуть-чуть, в качестве деликатеса: рабочим военных заводов по 200 г в сутки, всем прочим работающим людям — по 100. Он мгновенно стал предметом спекуляции и попал на черный рынок, поскольку продавцы и работники столовых нередко пытались отдать его, прежде всего, знакомым и родственникам. Власти с этим боролись, но уже без драконовских мер, поскольку речь шла не о выживании, а о справедливости.
Возвращалась и другая довоенная еда, чаще всего в форме суррогатов. Например, белковые «котлеты» делали из дрожжей и жмыха, из местных диких растений готовили щи и заваривали чай, из красных водорослей варили повидло. Из кишок забитых животных пекли пирожки с потрохами (поскольку многие с удовольствием их едят даже в условиях изобилия, считать их суррогатом нельзя). На прилавки без публичного объявления вернулся алкоголь, по завышенным ценам и со строгим ограничением: не более 100 г водки и пол-литра пива в одни руки.
Около трети жилого фонда было повреждено или уничтожено, а полторы тысячи домов нуждались в капитальном восстановлении. По сути, их требовалось перестроить заново, а те или иные повреждения имели почти все здания в городе. Тысячи деревянных домов во время блокады разобрали на дрова, и на их месте требовалось построить что-то новое. Ремонт начали с малоповрежденных зданий, независимо от их местоположения, просто потому, что его можно было провести быстро. При этом мысли планировщиков посвящены были уже мирной жизни. Так, многие квартиры перестраивали в маленькие и тесные, но односемейные: все опросы показывали, что лучше крошечная кухня без окон в своей квартире, чем огромная кухня в коммуналке.
Закончив с простым ремонтом, приступили к восстановлению домов на видных местах: на главных магистралях и перекрестках, площадях и набережных. Начали, разумеется, с Невского проспекта, причем его фасады было рекомендовано окрасить в светлые тона. В рамы вставляли стекла, выбитые во время бомбежек. Была проведена генеральная уборка: покрасили все заборы, двери и ворота, починили фонарные столбы, в парки вернулись скамейки, а на клумбы, где прежде росли овощи, снова высадили цветы. Весной 1945 года, еще до победы, на городские улицы вернулось освещение, отключенное, чтобы проспекты не служили маяками для немецких летчиков.
Необходимо было решить проблему с крысами, расплодившимися в отсутствие съеденных кошек и собак. Вопреки городской легенде, борьба шла не с помощью массового завоза кошек, а руками людей: путем установки ядовитых приманок, а местами и просто ловли грызунов сетями.
Профессиональных рабочих рук не хватало, и к восстановлению массово привлекали временных рабочих. У многих, кто застал послеблокадный период в трудоспособном возрасте, дома всю жизнь хранилась «Личная книжка участника восстановления городского хозяйства» с указанием трудовых часов. В отдельных районах такая помощь была очень существенной и могла доходить до трети от всего объема работ. В восстановлении также активно участвовали немецкие военнопленные, которых каждый день водили из городских лагерей на работы и обратно.
Писательница Вера Инбер, жена оставшегося в городе директора Первого мединститута (теперь Первый Санкт-Петербургский государственный медицинский университет имени академика И. П. Павлова), подметила другой признак оживления мертвого города — уличные часы. Почти все они пали жертвами бомбежек одними из первых, поскольку хрупкий механизм не рассчитан на взрывную волну.
«Одни из них целиком рухнули вниз, увлекаемые стеной. Другие, полусорванные, покачивались на своей железной основе, как флюгер. Третьи были полны собственных стеклянных осколков, от одного вида которых начиналась резь в глазах. Четвертые были целы на вид, но мертвы», — писала она в дневнике.
Все они показывали разное время, естественным образом фиксируя момент собственной гибели, — где-то шестеренки заклинило взрывом, где-то исчез источник тока, где-то механизм встал без обслуживания. Остановившиеся часы часто служат символом упадка, а здесь они были рассеяны по городу, который раньше по ним жил.
«И вот теперь, весной 1944 года, как радостно наблюдать лестницу, приставленную к уличным часам, и человека на этой лестнице! Он заботливо, кропотливо чинит часы. И не сразу, с запинкой, как бы заново учась ходить, стрелки трогаются с места. И идут, идут, идут… Время возвращается. Оно уже вернулось», — вспоминала писательница.
Новые люди
Несмотря на огромные усилия по восстановлению города, он больше никогда не был таким, как до войны. Проблема была не в зданиях и уличном благоустройстве, которые можно восстановить и сделать гораздо лучше. Проблема была в людях.
Для советского руководства, в том числе после окончания войны, проблема возвращения ленинградцев из эвакуации никогда не стояла на первом месте. Главным было наращивать силы в условиях начавшейся Холодной войны, а это требовало распределения человеческой массы не по ее личным вкусам, а сообразно требованиям производства. Многие эвакуированные жители города были заняты на производстве, в особенности в Челябинске и на Урале. Заводы решили оставить там, а с заводами должны были остаться и люди.
С другой стороны, сам город тоже нуждался в рабочих руках, и эту проблему решили за счет массового притока молодежи с северо-запада России. Чаще всего они поступали в ремесленные училища, после которых распределялись по судостроительным, авиационным, станкостроительным и другим городским предприятиям.
Город заметно провинциализировался. Старые интеллигенты умирали в блокаду одними из первых, поскольку не имели навыка выживания в тяжелых условиях. Те же, кто в 1930-е переселился из деревни, напротив, привыкли к голоду и лишениям. Это сильно изменило демографический облик Ленинграда.
«Город всех «перемалывал». В воспоминаниях тех людей, которые учились в училищах, говорится, что Ленинград очаровывал и затягивал. Происходило то, что описывается фразой «неофит — больший католик, чем папа Римский». Очень многие из деревенских мальчишек и девчонок, которые приезжали учиться, вдруг становились настоящими ленинградцами, любящими свой город, пытающимися его узнать и познать», — рассказывал историк блокады Борис Ковалев.
По мере того, как город покидала тень войны, менялись и ожидания жителей. Простого выживания и базовых радостей жизни было уже недостаточно, и когда прошла эйфория Победы, люди остались наедине со своими проблемами. Почти все потеряли на войне и в блокаде близких, выжившие с трудом могли оправиться от пережитого стресса и отчаяния, да и длительное недоедание не проходит бесследно для здоровья. Все это умножалось на то, что Ленинград, как и весь СССР, оставался очень бедным, а многие жили в бараках вплоть до хрущевских времен.
Поэтому, на самом деле, возвращение города к нормальной жизни заняло целые десятилетия, а некоторые вещи изменились навсегда.
80 лет Победы Комментарии
